Феномен «ресурсного проклятия»: Казахстан, Мексика и Индонезия

Анастасия Овчинникова

Oct 27, 2017

«Материал впервые был опубликован на сайте Московский центр Карнеги.»

ВВЕДЕНИЕ

Андрей Мовчан

Старинная русская поговорка гласит: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Этот принцип применим к исследованиям недавней экономической истории в несколько измененном виде: лучше один раз поговорить с очевидцами и стейкхолдерами, чем сто раз прочитать новости и аналитические обзоры. Никакие аналитические материалы не способны дать информацию о том, почему те или иные решения принимались в тот или иной момент времени; как оценивали обстоятельства очевидцы и главные действующие лица; на что они рассчитывали, как анализировали результаты и какие выводы делали. Цифры и факты экономической истории не дают ответа на эти вопросы. Зато на них отвечают участники событий в процессе интервью — отвечают, рассказывая детали, приводя частные примеры, выражая свое мнение; отвечают также косвенно, сознательно или бессознательно умалчивая о важных вещах, показывая свои эмоции, иногда умышленно дезинформируя. Из подобных бесед можно сделать выводы относительно реальных, а не идеальных экономических возможностей и моделей. И именно это необходимо для того, чтобы построить успешные стратегии действий, которым будут следовать элиты в странах, в которых возникают проблемы, сходные с обсуждавшимися на интервью.

В конце 2016 — начале 2017 гг. группа специалистов (Вита Спивак, Александр Зотин, Владимир Григорьев) провела исследование в рамках программы «Экономическая политика» Московского Центра Карнеги. Группа посетила три страны, пережившие феномен «ресурсного проклятия» в разных формах и с разными последствиями — Казахстан, Мексику и Индонезию. Продолжительные интервью были взяты более чем у тридцати респондентов — топ-менеджеров, чиновников, аналитиков, собственников бизнеса, которые имели или продолжают иметь отношение к принятию решений в области государственной экономической политики. Исследование проводилось при финансовой поддержке Министерства иностранных дел и по делам Содружества (Великобритания).

Ниже представлены основные выводы и самые важные и интересные цитаты из проведенных интервью.

КАЗАХСТАН

Вита Спивак

МНЕНИЯ ЭКСПЕРТОВ КАЗАХСТАНА ОБ ЭКОНОМИКЕ И РОЛИ «РЕСУРСНОГО ПРОКЛЯТИЯ» В ЕЕ РАЗВИТИИ

Республика Казахстан (РК) является крупнейшей экономикой Центральноазиатского региона. По объему ВВП, рассчитанному по паритету покупательной способности (ППС), республика занимает 42-е место в мире и второе среди стран СНГ, уступая лишь России.

Вита Спивак Китаист, координатор программы «Россия в Азиатско-Тихоокеанском регионе» Московского центра Карнеги в 2015-2018 гг.:

После объявления независимости в стране наблюдался экономический спад. Примечательно, что до 1993 г. страна оставалась в рублевой зоне, и правительство не имело возможности контролировать рост цен, происходящий в результате «шоковой терапии». В первые годы после объявления независимости и до учреждения собственной валюты в стране наблюдалась гиперинфляция (до 2500% в 1992 г.). С учреждением национальной валюты тенге (в 1993 г.) правительству удалось постепенно немного обуздать инфляцию до 60% в 1995 году1. Темпы роста ВВП продолжили снижаться и после 1993 г. (на 9,2%). Падение продолжилось и в 1994 г., когда рост ВВП сократился еще на 12,6%.

Период с 1991 по 1996 гг. характеризовался общим спадом производства в Казахстане (до падения на 28,8% в сельском хозяйстве и на 32% в промышленности). В эти же годы происходил активный отток населения из республики, было зафиксировано существенное снижение инвестиций в основной капитал республики2.

Некоторый рост ВВП Казахстан показал лишь в 1996 г. (на 0,5%)3, постепенно начало развиваться промышленное производство. Для его развития в 1990-е гг. характерен существенный перекос в сторону сырьевого сектора. Постепенно стала возрастать доля углеводородов в общем экспорте республики: с 15% в 1992 г.4 до 75% в 1998 г.5.

Александр Зотин:

Именно в нефтегазовый сектор республики стали активно приходить иностранные инвестиции. История добычи углеводородов в Казахстане началась еще в 1899 г., когда была получена первая нефть на месторождении Карашунгул на западе страны6. Несмотря на длинную историю нефтедобывающей отрасли, к моменту обретения независимости республика обладала большим количеством неразработанных запасов. В советское время нефтяной потенциал страны особенно не развивался из стратегических соображений: Москве было удобнее и надежнее получать нефть из Западной Сибири. Для развития своей энергетической отрасли после получения независимости республика стала активно привлекать иностранные инвестиции в нефтегазодобывающую промышленность: в период с 1996 до 1999 гг. в этот сектор было привлечено более 6,5 млрд долл.7. К началу 2000-х гг. в Казахстане существовало более двадцати совместных предприятий на более чем сорока месторождениях. Крупнейшими инвесторами в энергетический сектор РК в 90-е гг. стали американские компании Chevron и Mobil, которые работали на крупнейшем на тот момент месторождении страны Тенгиз. Сейчас на территории республики работают иностранные компании из 45 стран мира, в том числе и российские «Лукойл» и «Роснефть».

Развитие нефтедобывающей промышленности в республике осложнялось трудностями транспортировки сырья. Казахстан по сей день существенно зависит от нефтепроводной системы российской «Транснефти», к которой республика смогла «подключиться» лишь в середине 1990-х гг. (в те годы по трубопроводам РФ проходило до 75% казахстанской экспортной нефти). Введение в работу системы Каспийского трубопроводного консорциума (КТК) с 2001 года существенно облегчило развитие нефтяного экспорта республики8.

Владимир Григорьев:

Нефтяная зависимость Казахстана стала формироваться еще до начала 2000-х гг. Во многом благодаря высоким ценам на нефть к середине 2000-х гг. ВВП республики стал показывать рост в виде двузначных чисел. Попытки правительства сдерживать нарастающую ресурсную зависимость начались еще в 2001 году, когда был создан Национальный фонд, куда шли все доходы от экспорта энергоносителей. По замыслу создателей, это должно было стать «фондом будущих поколений». Однако, начиная с 2008 года, Нацфонд стал подпиткой бюджета страны, и доля трансфертов из «кубышки» в бюджет последовательно увеличивалась9.

Правительство страны, эксперты и представители бизнеса, с которыми нам удалось пообщаться, сознают, что республика испытывает сильную зависимость от экспорта энергоносителей. Попытки диверсифицировать экономику, найти новые точки роста предпринимаются и обсуждаются в экспертной среде особенно активно после недавнего падения нефтяных цен.

ТЕКУЩЕЕ СОСТОЯНИЕ НЕФТЯНОГО СЕКТОРА В КАЗАХСТАНЕ ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ ЦЕН НА НЕФТЬ

Казахстан входит в список 15 крупнейших стран по объемам запасов нефти: согласно данным BP за 2015 год, доказанные запасы Казахстана составляют 3,9 млрд тонн (1,8% от общемировых)10] На территории государства располагается 202 нефтяных и газовых месторождения, большая часть из которых (до 70%) сосредоточена в западных регионах страны. В период высоких цен на нефть добыча углеводородов в республике возрастала и достигла максимума в 2013 г., составив 83,8 млн тонн за год (рост на 3,5%)11. Уже в 2014 г. казахстанская добыча показала падение на 1,2 % до уровня 80,8 млн тонн12. Сократилась за последнее время и доля нефтегазовой отрасли в ВВП: с 25% до 17,6%13. Доля сырья в общем экспорте республики в 2016 году также снизилась с 70,1% до 65,6%14.

При этом определенная стагнация в секторе добычи стала проявляться еще до кризиса и падения цен на энергоносители: при плане в 81 млн тонн нефти на 2012 год реальный показатель составил только 79,2 млн тонн. Проблемы намечались довольно долгое время, несмотря на крупные проекты на трех главных месторождениях страны, считает наш собеседник, работающий в отрасли:

Андрей Мовчан — приглашенный эксперт программы «Экономическая политика» Московского Центра Карнеги, основатель группы компаний по управлению инвестициями Movchan’s Group:

«А что с добычей? Какие перспективы? С добычей плохо, если честно. Это мои ощущения, я не могу знать, как там всё обстоит на самом деле, но значительная часть месторождений сейчас либо в убытках, либо около нуля. Почему? Цены. Если мы эти три большие месторождения — Тенгиз, Карачаганак и Кашаган — уберем и оставим только сухопутную добычу на территории Казахстана, то вся та нефть, которая здесь добывается, делится между экспортом и внутренним рынком. Объем поставок нефти на внутренний рынок составляет у разных компаний от 15 до 60 %. Экспорт достаточно сильно облагается налогами, а на внутреннем рынке цены низкие. Это приводит к тому, что себестоимость поставок очень низкая».

Надежду республики на увеличение добычи и экспорта углеводородов олицетворяет крупнейшее шельфовое месторождение Кашаган в Каспийском море, которое было открыто в 2000 году. Технологически извлекаемые запасы месторождения составляют 761,1 млн тонн нефти, сейчас там добывается около 75 тыс. барр. нефти в сутки, что выводит Кашаган на коммерческую добычу. Богатые запасы Кашагана «компенсируются» трудностью его разработки: нефть залегает под большим соляным слоем, в пласте находится большое количество серы, добычу осложняет также крайне высокое внутрипластовое давление. В результате запуск работы на месторождении откладывался и переносился, начиная с 2005 года.

«Кашаган. Он же не стартанул год назад, и добыча начала падать»,

«Кашаган с расширением Тенгиза принесут нам еще 0,5 баррелей в день, и мы надеемся, что к 2020-му году, если все будет хорошо, то добыча составит 2 млн. баррелей в день»,

Однако даже самые оптимистично настроенные из наших собеседников не забывают о «трудностях» Кашагана:

«Конечно, многие говорят о какой-то запредельной себестоимости, кто-то называет под сто долларов за баррель».

Действительно, данные ведущей нефтегазовой компании республики «Казмунайгаз» подтверждают эти предположения, что существенно усложнит процесс возврата вложений для инвесторов проекта. Наряду с главной энергетической компанией республики «Казмунайгаз», акционерами проекта являются еще и Agip, Shell, TotalCNPC, KNG, ExxonMobil и Inpex16. В основном, нефть Кашагана пойдет на экспорт по системе Каспийского трубопроводного консорциума.

«Кашаган будет влиять только на экспортный поток. То есть эта нефть не останется на внутреннем рынке, она вся полностью уйдёт на экспорт. Те три основных проекта СРП, которые сейчас есть в Казахстане — это Карачаганак, Тенгиз и Кашаган — они все экспортоориентированы»,

Экспортный и транзитный потенциал республики в энергетическом плане начал возрастать по мере увеличения интереса КНР к ресурсной базе Центральной Азии. Первые проекты китайских энергетических компаний на территории Казахстана появились еще в 1997 г., и их присутствие в казахстанской нефтянке стало особенно активно нарастать с начала 2000-х гг. Сейчас Китай — один из трех главных инвесторов в экономику республики, и именно инвесторам из КНР принадлежит до 25% казахстанской нефтянки. Китайцы не только инвестируют в месторождения, но и строят нефте- и газопроводы через территорию республики в КНР. В 2006 г. был запущен нефтепровод Казахстан — Китай с пропускной способностью до 20 млн тонн в год. Фактически, в 2015 г. республика поставила по трубопроводу лишь 11,8 млн тонн нефти17, показав рост относительно 2014 г. (6,1 млн тонн).

Кроме того, через юго-восток Казахстана проходит газопровод Туркменистан —Китай, делая республику главным транзитером туркменского газа. В 2013 г. было построено ответвление от газопровода для будущего участия Казахстана в поставках газа КНР. Однако, вопреки обещаниям первых лиц, начать поставки к концу 2016 г. не удалось.

Несмотря на активное сотрудничество с Пекином, основной экспорт углеводородов РК все же идет по западному направлению по системе КТК и «Транснефти», говорит наш собеседник из энергетической отрасли республики. С другой стороны, президент Казахстана Нурсултан Назарбаев обещал увеличить экспорт углеводородов в Китай с 7 млн до 20 млн тонн в год в связи с выходом Кашагана на коммерческую добычу18.

Одной из крупнейших проблем, которая начала ощущаться в энергетической отрасли еще несколько лет назад, наши собеседники называют отсутствие достаточного количества нефтеперерабатывающих мощностей в стране:

«Казахстан вообще сильно разбалансирован по добыче и переработке. То есть добыча на уровне 70–80 млн тонн в год. Из них они перерабатывают суммарно порядка 15 млн тонн. Такая переработка нефти не позволяет закрыть потребности внутреннего рынка, 30 % светлых нефтепродуктов импортируются».

Во всей республике, которая является одним из крупнейших нефтедобытчиков в мире, существует только четыре полноценных нефтеперерабатывающих завода (НПЗ), которые были построены еще в прошлом столетии. Необходимая модернизация НПЗ Казахстана пока идет непросто, говорит наш собеседник из отрасли:

«А в чём проблема с модернизацией заводов? Как правило, неправильно расходуют выделенные деньги. Они не доходят до цели. Единственный завод в Казахстане, который сейчас делает авиакеросин — это Чимкент. Чимкент встал на ремонт. Октябрь, ноябрь — плановый ремонт, плюс какие-то работы по модернизации. То есть в этот период керосин в Казахстане вообще не производится. Всё импортируется».

«БОЛЕЗНЕННАЯ БЛИЗОРУКОСТЬ» БАНКОВСКОГО СЕКТОРА В ГОДЫ НЕФТЯНОГО БУМА

Увеличение цен на энергоресурсы в начале 2000-х гг. являлось мощным драйвером для роста ВВП республики: период высоких нефтяных цен темпы роста ВВП Казахстана доходили до 10,7% в 2006 году. Учреждение в 2000 г. Национального фонда республики Казахстан, куда поступают нефтяные доходы (за исключением экспортной таможенной пошлины) создавало в нулевые годы дополнительную подушку безопасности для государства.

В условиях нефтяного бума банковская система республики легко кредитовалась за рубежом. Доля кредитных активов банков к ВВП Казахстана доходила в 2007 г. до 56%19. В середине нулевых в Казахстане «расцвел» рынок потребительского, ипотечного кредитования, был бум жилищного строительства, наблюдался явный перегрев экономики, когда доля банковской задолженности доходила до 46% ВВП20.

«У нас был избыток сырья. Они накачали экономику деньгами, появился огромный объём сырьевой ренты к распределению, мы начали её распределять. Так как ничего другого, что могло бы создавать какую-то инновационную, промышленную ренту, не было, то мы куда побежали? Мы побежали в финансы и в недвижимость. В принципе, традиционно»,

Кроме того, ближе к середине нулевых годов, стал постепенно расти госдолг республики: если в 2007 г. он составлял 5,9% к ВВП, то в 2014 г. — 14,7% к ВВП21.

«Так вот, в то время, по бюджетному законодательству, дефицит бюджета финансировался только за счёт одного источника — путём заимствования. Иначе говоря, у нас постоянно в то время было превышение расходной части над доходной»,

Наши собеседники называют перегрев экономики страны в те годы «эйфорией» и «болезненной близорукостью».

«Это называется "disaster myopia", насколько я понимаю, в экономической терминологии — "болезненная близорукость", когда идет нефтяной бум и практически невозможно, в том числе, для инвесторов банка вести себя осмотрительно»

Экс-глава Национального банка страны соглашается с коллегой, но обращает внимание и на определенные достижения того периода:

«Мы почти удвоили наш ВВП. Это было в нашем стратегическом плане. Внутри этого 3% из 9% обеспечивалось банковским кредитованием. На фоне того, что у государства возникает подушка безопасности, банки легко кредитуются за рубежом. Это был первый пузырь, который мы до сих пор расхлебываем. Он выстрелил в 2007 г., даже раньше, чем Lehman Brothers. Потому что все те, кто нам эти деньги давал, они посчитали, а что будет, если завтра будут проблемы. И перестали рефинансировать».

Кризис ипотечного кредитования на американском рынке, начавшийся летом 2007 г., добавил казахстанским банков проблем для покрытия своих долгов:

«Банки занимали на год, а кредит давали на долгие годы. Такое несоответствие».

Экономический кризис, накрывший страну в 2007 г., вызвал недостаток ликвидности. Это заставило правительство открыть резервы Национального фонда, который до этого практически не использовался (тогда его запасы составляли около 27,3 млрд долл.22). После обвала нефтяных цен в 2008 г. поводов использовать резервы Нацфонда стало еще больше. Для ограничения собственных аппетитов правительство страны поставило лимит для размера трансфертов из фонда в 8 млрд долл. ежегодно. По данным на сентябрь 2017 г., активы Национального фонда РК составляют 56,8 млрд долл.23, показывая падение на 7,19% по отношению к началу года.

Наши собеседники, имеющие опыт работы в правительстве, увязывают «голландскую болезнь» Казахстана именно с нефтяными доходами, которые, формально, не попадают в бюджет страны, а остаются в фонде:

«Если вы меня спрашиваете, какая специфика есть у нашей болезни, именно казахской версии “ресурсного проклятия” и “голландской болезни”… У нас это не нефтегаз сам по себе, а нефтяные доходы, которые просачиваются, в первую очередь, через бюджет, через государство, через закупки, через квазигосударственный сектор».

С увеличением роли Национального фонда в экономике страны (около 30% ВВП Казахстана) руководство страны задумывается над реформированием «кубышки» по норвежской и сингапурской модели. Если сейчас в бюджет идут трансферты из «тела» нефтяного фонда, то в будущем правительство планирует использовать только доходы от инвестирования в более рискованные активы. На первых порах фонд осуществлял инвестиции только в низко рискованные инструменты, однако сейчас ведущие экономисты и финансисты страны говорят о необходимости преобразования модели управления фонда:

«Вообще в финансовом мире вкладывать в более рисковые инструменты — это нормально. В финансовом, но не в бюрократическом. Мы еще пока не перешли к коллективной ответственности и пониманию, что для увеличения доходов это необходимость. Мы приблизительно посчитали, если бы мы раньше начали больше зарабатывать по той стратегии, по какой сейчас работают GIC24 в Сингапуре, то у нас было бы лишних 10—15 млрд долл. А эти 10—15 млрд долл. сейчас бы пригодились».

«ГОЛЛАНДСКУЮ БОЛЕЗНЬ» СТРАНЫ ДОПОЛНЯЮТ СЛАБЫЕ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ИНСТИТУТЫ И КОРРУПЦИЯ

После нескольких лет нефтяного бума и всеобщей эйфории от потребления государству пришлось спасать банковскую систему страны. Кризис дополнился еще и коррупционными скандалами в корпоративной среде. Показательным стал кейс «БТА банка», менеджмент которого обвинили в хищении десятков миллионов долларов. Бывший член совета министров республики вспоминает о периоде потребительского бума на фоне роста нефтяных цен:

«Да, бешеная корпоративная коррупция. Создавалось ощущение такого богатства, у всех очень много денег, все меняют машины каждый месяц. Я видел, что расходы у менеджеров банков совершенно несопоставимы с их даже высокими заработными платами. В итоге это все привело к тому, что очень много денег из пенсионных фондов было инвестировано в невозвратные активы».

«Всего на спасение банков Казахстана (у которых во время кризиса было около 34% невозвратных долгов) государство потратило до 10 млрд долл. Эти деньги были фактически взяты из Национального фонда, а активы банков скупал непосредственно «Фонд национального благосостояния “Самрук — Казына”»,

В итоге проблемы банковской системы не решены и по сей день.

«Насколько я понимаю, на сегодняшний день у нас по большинству банков наблюдается либо ухудшение рейтингов, либо снижение прогноза»,

Специалисты центра «Талап» видят проблему в некачественном уровне государственного надзора за банковским сектором:

«Очень показательна дискуссия, когда новый глава Нацбанка предложил пригласить независимых аудиторов и просто провести независимый аудит всего банка. Банки категорически отказались от этого».

Корпоративная коррупция дополнилась и коррумпированным надзором: 

«Предыдущий руководитель Агентства Финансового Надзора, который на самом деле не предупредил ни общество, ни правительство, ни государство о низком качестве активов и об этих угрозах, продолжает свою успешную карьеру в квазигоссекторе».

КВАЗИГОССЕКТОР КАК СЛЕДСТВИЕ НЕФТЯНОГО БУМА И ДЕНЕЖНАЯ ПРОЛИФЕРАЦИЯ

В годы нефтяного изобилия в Казахстане народился большой государственный и окологосударственный сектор.

«Развивается нефтегазовая индустрия, все стремятся работать поближе к ней, все экономисты, финансисты, инвестиционные банкиры. Все хотят быть там, либо в отраслях, связанных с этим благосостоянием»,

Окологосударственный, или квазигоссектор формируется в Казахстане в том числе и на основе многочисленных государственных программ, которые активно запускает правительство.

«Благодаря высоким нефтяным доходам и вот этому просачиванию, у нас расплодился этот государственный сектор. Стало хорошим бизнесом инициировать какие-нибудь программы — “Казахстан”, “Снежный барс”. Давайте построим, сделаем диверсификацию, сделаем технопарки, фонды и тому подобное»,

Вторят ему и эксперты-экономисты: 

«Мы чемпионы по написанию программ. Мы пишем программы лучше всех. Проблема с имплементацией».

На сайте правительства Республики Казахстан опубликовано более десятка государственных планов развития самого разного толка.

«У консолидированного республиканского бюджета затраты на развитие, но это чисто затраты на экономику, без социалки — 30 %»,

Существенная доля государства в экономике (официальных данных нет, по некоторым оценкам, этот показатель доходит до 40%)25 становится губительной для развития государства в условиях спада цен на углеводороды и необходимости диверсифицировать экономику, считают опрошенные эксперты. 

«Все программы и расходы на диверсификацию, они абсолютно бесполезны. Просто нужно их ампутировать… Но на это нужна очень серьезная политическая воля»,

Участие государства в экономике проявляется иногда и в виде довольно курьезных кейсов создания заведомо неэффективных предприятий на потребу краткосрочных политических программ развития. Так, в 2012 г. государственная компания «Казатомпром» учредила завод по производству солнечных батарей «Astana Solar». В запуске производства фотоэлектрических модулей в стране участвовал сам президент Нурсултан Назарбаев, поскольку создание завода укладывалось сразу в несколько государственных программ развития: «Государственной программы по форсированному индустриально-инновационному развитию Республики Казахстан», «Карты индустриализации Казахстана», а также программы «Энергосбережение — 2020»26.

«“Astana Solar” — вообще фантастический пример. Поскольку уже был серьезный дефицит идей того, на что бы еще потратить вот эти государственные деньги, на какую великую идею. Решили развивать альтернативную энергетику и делать солнечные панели. В итоге выделили, по-моему, 100 миллионов долларов на строительство “Astana Solar” — завода в Астане, который будет производить солнечные панели. Он полностью государственный. На выходе потратили 100 млн долл., получили какую-то солнечную панель, которая дороже, чем китайская с доставкой сюда, в восемь раз»,

В итоге экономический кризис и девальвация национальной валюты в 2014 г. в первую очередь ударили по таким «передовым» государственным производствам. В СМИ в последнее время появляются слухи о том, что «Казатомпром» ищет покупателя для своего дочернего предприятия. Тем не менее, некоторые эксперты более благосклонно отзывающиеся о деятельности правительства по развитию, не считают такие затраты окончательно потерянными:

«Но это уже утопленные затраты? В любом случае, они же все в активах. Это же деньги, которые отражены на соответствующих балансах, поэтому я не думаю, что здесь какая-то большая проблема»,

Выхолащивание курса реформ, необходимость которых осознают все

6 мая 2015 года была опубликована президентская программа развития республики «Сто конкретных шагов» в качестве ответа «на глобальные внутренние вызовы»27. Руководство страны собирается взращивать профессиональный государственный аппарат, обеспечивать верховенство закона и подотчетность государства, вкладываться в индустриализацию и экономический рост (с целью войти в тридцатку наиболее развитых государств мира), воспитывать патриотизм и единство нации.

Правительственные чиновники, с которыми мы поговорили, в целом позитивно оценивают саму программу и имеют на нее большие надежды.

«И честно говоря, становится тревожно: а не отстаем ли мы от уходящего поезда мировой экономики? Причем, это не только от тех, от кого мы традиционно «привыкли» отставать: от Америки с Европой, но и от Азии. И нам сейчас надо догонять. Поэтому нужны новые реформы — это то, о чем Герман Оскарович [Греф] все время говорит, о ключевых показателях эффективности (KPI, «key performance indicators»), о том, что государственная служба должна быть ориентирована на результат, о верховенстве права. У нас тоже есть Президентская программа “100 конкретных шагов, 5 институциональных реформ”»,

Наши собеседники, поработавшие в правительстве какое-то время, но на данный момент занимающиеся независимой деятельностью настроены гораздо более критично:

«Сформулировано реально безупречно. И дальше идет имплементация. Берутся какие-то очень удобные для аппарата частности, которые легко сделать. Допустим, проблема занятости. Выбирается самое простое, понятное решение для госаппарата — это запретить увольнять. То есть, не работать так: давайте мы будем работать над бизн