Итоги 2021 от Андрея Мовчана: плата за переход к чистой энергии. Часть 2
Предложение было сокращено в пике более чем на 11 млн баррелей, и восстанавливается оно медленнее: ОПЕК не спешит, у США не получается нарастить добычу так быстро, как им бы хотелось – за весь этот период Штаты сумели прибавить лишь 500 000 баррелей в сутки, ОПЕК прибавляет по 400 000 ббл/сут. ежемесячно и не собирается ускоряться.
При этом средняя себестоимость нефти в мире чуть меньше 40 долл./ббл. Из этого, конечно, нельзя сделать вывод, что справедливая цена лишь чуть выше этого уровня (справедливая цена – это себестоимость самого неэффективного производителя, чье производство необходимо для покрытия спроса), но можно сделать вывод, что крупнейшие производители нефти сейчас хорошо зарабатывают. Объективно справедливая цена остается в районе около 60 долларов за баррель и, конечно, может краткосрочно ходить ниже, так как текущая себестоимость сильно ниже полной – это при условии сохранения тенденций спроса, который растет и обещает вернуться на доковидный уровень к середине 2022 года.
Насколько хрупко ценовое равновесие в нефти можно видеть по реакции нефтяных рынков на слухи о новом штамме ковида – «омикроне». Закрытие нескольких полетных направлений (очень спорное с точки зрения медицины) и возможность новых локдаунов (вывод, сделанный на основе идеи, что неизвестный новый штамм может быть опаснее «дельты» – он на то и неизвестный, чтобы мочь – это 50/50, никакой новой информации пока нет) привели к падению цены нефти на 15% – не потребовалось даже продажи из стратегических резервов США и Китая (да она бы и не помогла, рынок бы расценил ее как разовое событие, снижающее резервы).
Аналитики все еще сходятся во мнении, что в течение 2022 года на рынок вернется профицит нефти; консенсусные ожидания предсказывают цену на нефть к 2030 году ниже тех самых 40 долларов за баррель. Но 2030 год далеко, а пока, похоже, в мире разворачивается грандиозная игра, в которой нефть достаточно случайно оказывается актором второго плана, существенно выигрывающим от действий главных игроков.
Большая игра называется ESG, а если точнее – борьба с глобальным потеплением и против «грязной» энергии. Изначальная идея этой борьбы пришла из развитых стран, которые в последние тридцать лет потеряли почти полностью возможность производить товары по конкурентоспособным ценам – себестоимость производства в развивающихся странах сильно ниже (из-за стоимости труда, налогов, стоимости местной логистики, но также и из-за существенно более низких затрат на экологию). Идея проста – повышение требований к экологичности производства и чистоте энергии ведет к росту себестоимости производства в развивающихся странах и выравниванию дисбаланса.
В теории игр есть разновидность «дилеммы заключенного», которая, в частности, описывает поведение конкурентов на неэластичном рынке и/или членов клуба, делающих анонимные взносы. Суть ее сводится к тому, что действия, уменьшающие общий доход, но сокращающие собственные издержки, часто бывают самыми выгодными. Похожая ситуация (вернее, ее логическая инверсия) складывается тогда, когда существует опасность коллективного действия, участники которого теряют сильно меньше, чем те, кто ему противится, при условии, что первых большинство; но теряют все (если бы меньшинство совершало это действие, никто бы не терял). В реальности выигрышная стратегия здесь очень часто состоит в том, чтобы поддержать делающих действие: слишком велик риск остаться в неделающем меньшинстве. Ровно такая ситуация сложилась в отношении ЕSG: компании, инвесторы, политики – все двинулись по пути ужесточения правил.
Казалось бы, на пути этого процесса должен был встать Китай – мировая фабрика и главный бенефициар дешевого производства. Обладая достаточной рыночной силой, Китай мог бы противостоять новшествам или просто их саботировать. Но удивительное дело: уже несколько лет Китай не только не спорит с трендом на использование чистой энергии и энергопереход – Китай активно его поддерживает.
Почему – несложно понять, если чуть углубиться в позицию Китая на международной экономической арене. Он является импортером угля, нефти и газа. В то же время все материалы и сырье для производства энергии нового типа у Китая имеются в избытке; более того – страна является квазимонополистом на мировом рынке редких металлов, являющихся ключевым сырьем для создания систем выработки и хранения чистой энергии. По разным оценкам Китай поставляет от 77 до 90% редкоземельных металлов на мировой рынок. Если энергопереход случается, Китай становится Ближним Востоком, США, Россией и Венесуэлой в одном лице – вся энергетика мира начинает зависеть от поставок металлов из Китая. Одновременно надо учитывать, что Китай в большой степени уже исчерпала свое прошлое преимущество в себестоимости – заработная плата в Китае существенно выросла, логистика усложнилась. Теперь он сам готов бенефициировать от того, что его конкуренты за роль мировой фабрики будут повышать свои издержки.
В 2021 году Китай в рамках своей программы очистки энергетического рынка совершил существенное движение – взял курс на резкое снижение своей зависимости от угля (самого грязного вида энергии; на июнь 2021 года 62% энергии в Китае добывалось из угля); параллельно он отказался от импорта угля из Австралии, что в целом увеличивает стоимость угля на мировой арене – австралийские поставки Китай замещает покупками в других местах (в том числе удвоил импорт из России), логистика этих поставок сложнее.
Замещение угля требует много природного газа (скорость роста использования альтернативных источников энергии сильно ограничена нашим неумением получаемую ими энергию накапливать и передавать ее на большие расстояния). Основной объем газа Китай получает в виде LNG – жидкого газа, в основном из США (поставки с Ближнего Востока и из России по трубопроводам, конечно, идут, но если «Сила Сибири» поставляет в Китай менее 4 млрд куб. м в год, то объем получаемого LNG превышает 55 млрд. Спрос на газ вырос в Китае за 2021 год на 8,5% (примерно на 30 млрд куб. м), с 2019 года он вырос на 14%. Предельная скорость наращивания собственной добычи и поставок по трубопроводам – около 4% в год.
Зависимость Юго-Восточной Азии от LNG не была секретом; цены на LNG в ЮВА всегда были выше, чем в Европе, которая снабжалась LNG по остаточному принципу, закрывая дефицит поставок трубопроводного газа из России и немного из Норвегии, Алжира и Великобритании. Россия поставляет в Европу чуть менее половины всего газа, причем есть регионы, в которых доля российского газа составляет 90% (как в Финляндии) и даже 100% (как на северных Балканах).
В результате роста спроса на газ в Азии не только цены на LNG, но и его потребление в регионе резко выросли, и, соответственно, потоки LNG из США и Катара, шедшие частично в Европу, существенно сместились в сторону Азии. Одновременно изменение погодных условий в Латинской Америке вызвало рост потребления газа и там. В конечном итоге Европа потеряла около 5% поставок газа; параллельно оказалось, что запасы газа в Европе снизились до критического уровня – сезон был безветренным, и недостаток электроэнергии, получаемой от ветряков, пришлось компенсировать ростом потребления газа.
Стратегически большой вопрос: как могли европейцы одновременно ратовать за энергопереход, резать программу атомной энергетики и сохранять (и даже усиливать) зависимость от российского газа, ставя себя в подчиненное положение по отношению к дальновидному и циничному монополисту, чьи действия увязаны с политикой амбициозной державы, мыслящей себя конкурентом и даже врагом Европейского союза. Скорее всего, в 2022 году Брюсселю придется дать ответ на вопрос, как выходить из этого положения; но short term ЕС вынужден быть пассивным наблюдателем того, как на фоне многократного роста цены на газ «Газпром» под любым благовидным предлогом сокращает поставки, стремясь добыть для России максимальные политические дивиденды в обмен на увеличение предложения газа через газопроводы.
Список немедленных российских запросов длинен и жёсток – тут и разрешение на полноценную работу «Северного потока» (которое дает России возможность обходить территорию Украины и не платить той за транзит), и отказ от активной позиции в украинском конфликте, и игнорирование внутренней ситуации в Белоруссии, и снятие санкций на поставки технологий в Россию, и многое другое. Принятие российских требований в условиях публичной демократии в Европе будет необратимой индульгенцией на активные независимые и сильно отличающиеся от европейских стандартов действия России в международной политике и фактическое самоустранение из российско-украинского конфликта. Отказ будет означать энергетические проблемы как минимум в среднесрочной перспективе.
Говорят: за все хорошее надо платить. Пришло время европейцам платить за переход к чистой энергетике – пока авансом, и уже дорого. В будущем, возможно, ситуация поменяется – в частности, на помощь «традиционной» новой энергетике приходит водород: в мире ускоряется инвестирование в его производство. Возможно, с разработкой новых способов хранения электроэнергии удастся резко повысить долю новой генерации. Но пока маятник качнулся не в сторону Европы. В выигрыше Россия и Китай. Кто знает, надолго ли?
Конспект мыслей Андрея Мовчана и замечательных предновогодних выступлений:
Александра Габуева
Владимира Дребенцова
Вячеслава Иноземцева
Сергея Гуриева
Натальи Орловой
Натальи Зубаревич
Антона Табаха
Евгения Когана
Константина Сонина
Джессики Берд
Роберта Барбы
Пола Кругмана
Джона Берн-Мердока
и других.
Примечание: все вышеуказанные цифры являются аппроксимациями за 9-10 месяцев.
